Военные приключения черчиллевских сигар (история)

Когда в ходе проверки подаренных Черчиллю отличных кубинских сигар подопытная мышка скончалась, на Уайтхолле заподозрили коварный нацистский заговор!

Доктор Джеральд Рош Линч (Gerald Roche Lynch), не отрываясь, смотрел на мышку, но та никак не реагировала — она была мертва.

Сама по себе смерть подопытной мыши в лаборатории ученого, прозванного «королевским отравителем», никого бы не удивила, если бы не одна деталь: перед этим она вдохнула табачный дым сигары, предназначенной для премьер-министра. Таким образом, речь шла о серьезнейшей проблеме, напрямую связанной с национальной безопасностью.

С тех пор, как он впервые, еще школьником, закурил, а затем в молодости, будучи военным корреспондентом, побывал в Гаване, Уинстона Черчилля почти всегда видели с сигарой во рту. Она давала ему не только энергию для решения политических головоломок, но и служила утешением в часы черной меланхолии.

В годы Второй мировой войны сигары помогали человеку, с которым связывали последнюю надежду на сохранение демократии в Европе, снимать стрессы, сохранять телесное и душевное равновесие. Для Черчилля они были не менее важны, чем пища — это было «топливо», питавшее титаническую борьбу, что ему приходилось вести. Однако, как показывают рассекреченные архивные документы, у британских спецслужб возникла серьезная проблема — вдруг черчиллевской страстью к сигарам воспользуются убийцы?

27 марта 1941 г. британскому послу в Гаване сэру Джорджу Огилви Форбсу (George Ogilvie Forbes) сообщили, что кубинская Национальная комиссия по вопросам табачной промышленности приготовила для Черчилля подарок «в знак признания его заслуг в защите демократии». Это был великолепный шкафчик красного дерева, в 5 футов высотой, в недрах которого скрывалось целое сокровище — 2400 гаванских сигар самых престижных марок. Форбс телеграфировал в Лондон: по его мнению от такого дара «отказываться нельзя».

8 апреля, на официальной церемонии в Гаване Огилви Форбс мог лично оценить все великолепие подарка. Створки шкафа были украшены изысканной инкрустацией, а внутри, на шести полках стояло по четыре деревянные шкатулки с сигарами эксклюзивных марок — H. Upmann, Por Larranaga, Ramon Allones, Romeo y Julieta, El Rey del Mundo и Hoyo de Monterrey.

Черчиллю сообщил о подарке один из его личных секретарей, Джон Колвилл (John Colville). В записке, адресованной премьер-министру, он также предупреждал, что Скотланд-Ярд не рекомендует ему курить сигары, полученные в подарок: «Они утверждают, что в процессе изготовления в сигары можно добавить любое вредное вещество, а химическому анализу на практике можно подвергнуть лишь ограниченное количество образцов».

Все сотрудники аппарата главы правительства — за очевидным исключением самого Черчилля — выступали за то, чтобы он не притрагивался к преподнесенным кубинцами сигарам. Шкафчик уже плыл в Англию на борту судна, принадлежащего Красному Кресту, и у обеспокоенных коллег премьера оставалось все меньше времени, чтобы решить, как этого добиться.

Чтобы обсудить ситуацию, Колвилл встретился с Бренданом Брэкеном (Brendan Bracken), близким другом Черчилля и его личным секретарем по парламентским делам. Брэкен был краток: Черчиллю вообще не следует сообщать о прибытии подарка — о чем не знаешь, того и не выкуришь.

Колвилл, однако с ним не согласился: позднее он изложил свое мнение в меморандуме на имя Эрика Сила (Eric Seal), главы секретариата премьер-министра: «Когда таковые прибудут, скрыть этот факт, как предлагает г-н Брэкен, на мой взгляд, будет чрезвычайно трудно! Премьер-министр наверняка поинтересуется, что с ними стало, и в любом случае они представляют собой весьма дорогостоящий подарок. Не лучше ли было бы, чтобы вы попросили г-на Брэкена и г-жу Черчилль разъяснить премьер-министру, что курить их не следует?»

На следующий день Сил собственноручно написал записку профессору Линдеману (Lindemann), близкому другу и научному консультанту Черчилля. Она заканчивалась вопросом: «Одним словом, есть ли стопроцентный способ установить, что с сигарами все в порядке?»

Линдеман обратился к Виктору Ротшильду (Victor Rothschild) — большому поклоннику джаза и заодно главе отдела MI5 по борьбе с саботажем. Без особого энтузиазма взявшись за проверку черчиллевских сигар, вдогонку Ротшильд получил записку Колвилла насчет других «тревожных подарков» — шоколадных конфет, которые часто преподносили премьеру. Раньше их анализ поручали полиции.

Колвилла интересовал такой вопрос: «Не считаете ли вы целесообразным, чтобы в будущем мы посылали небольшие коробки сигар, шоколадных конфет и тому подобные вещи вам, а не в Скотланд-Ярд? В прошлом эти вещи передавались телохранителю премьер-министра, инспектору Томпсону (Thompson), и, насколько мне известно, никогда не возвращались обратно из Скотланд-Ярда. Если мы будем посылать их вам, у меня появится больше уверенности, что их проверят должным образом, а также, вероятно, у нас будет больше шансов получить их обратно, если с ними все в порядке».

В ответ Ротшильд написал: «Не вижу особого смысла в том, чтобы вы посылали шоколад и тому подобные вещи мне, а не в Скотланд-Ярд через инспектора Томпсона. Насколько я могу себе представить, они съедают шоколад, или кормят им собак, а затем наблюдают за результатами. В любом случае, их, на мой взгляд, чрезвычайно расстроит, если эту работу поручат кому-то другому».

18 июня — на следующий день после того, как Черчиллю сообщили, что первое крупное контрнаступление британцев в Западной Сахаре, операция Battleaxe, закончилась неудачей и потерей 91 британского танка — Колвилл подбодрил премьера известием о том, что сигары скоро прибудут. Он, однако, повторил свое предостережение: «Я обсудил с профессором, а также лордом Ротшильдом из MI5, вопрос, связанный с их безопасностью: оба настаивают, что, какой бы высокой ни была репутация источника, от которого получены сигары, гарантировать, что они безопасны, невозможно. Ни в коей мере нельзя исключать вероятность, что крупица смертельного яда может быть помещена, скажем, в одну сигару из 50, и хотя лорд Ротшильд может обеспечить и обеспечит их рентгеновский анализ, он в состоянии дать соответствующие гарантии, лишь тщательно проверив каждую из них. А это невозможно сделать, не испортив сами сигары».

Линдеман, по словам Колвилла, предложил альтернативное решение: «Профессор, однако, полагает, что вы, возможно, согласитесь, чтобы они хранились в безопасном и сухом помещении до окончания войны, после чего вы сочтете возможным пойти на риск, связанный с курением этих сигар».

Черчилль, однако, считал, что удовольствие не следует откладывать на потом. 22 июня, через несколько часов после известия о нападении Германии на СССР, он продиктовал лаконичную записку: «Покажите их мне». Ну, а раз он хотел увидеть сигары, значит — собирался их и попробовать.

Шкафчик с сигарами прибыл в Англию 20 августа и был помещен на склад, арендуемый Красным Крестом в лондонском Хобарт-хаусе. Чтобы забрать его оттуда, надо было еще решить вопрос с таможенной пошлиной. Импорт сигар в Британию был запрещен, — считалось, что тратить дефицитную валюту на предметы роскоши нельзя — а те, что ввозились в страну в качестве подарков, облагались чрезвычайно высокой пошлиной. Ее общая сумма для содержимого шкафа составляла 50 фунтов — это вшестеро превышало тогдашнюю среднемесячную зарплату в Англии.

Министерство финансов не имело полномочий сделать исключение ни для кого — даже премьер-министра: таким образом, пошлину надо было заплатить. Оставалось найти, кто это сделает. Наиболее подходящим кандидатом было сочтено кубинское диппредставительство в Лондоне, где без всякого удовольствия восприняли известие о том, что цена их дорогого подарка возрастает еще больше. Мало того — кубинцам даже не позволили сделать на этом рекламу. Просьба кубинского посла устроить официальную церемонию вручения подарка на Даунинг-стрит 10 была вежливо отклонена. Единственное, что получила Гавана — это краткое благодарственное письмо и фотографию Черчилля с личной подписью.

23 сентября, вскоре после того, как подарок доставили на Даунинг-стрит, премьер-министру сообщили, что одну сигару из каждой шкатулки отправили Ротшильду для лабораторного анализа. Колвилл предупредил Черчилля, чтобы тот не жульничал, покуривая исподтишка те, что остались: «Ожидается, что вы не будете курить эти сигары до того, как станут известны результаты анализа: на Кубе только что прошли массовые аресты нежелательных элементов, выявившие наличие в стране необычайно большого количества германских агентов и сочувствующих нацистам».

Через десять дней премьер-министр попросил секретаря узнать, не готовы ли результаты анализа. Он еще не был завершен. Для этой цели MI5 привлекла Джеральда Рош Линча, одновременно возглавлявшего лабораторию химической патологии в лондонской больнице Святой Марии, и работавшего старшим экспертом в Министерстве внутренних дел: на неофициальном жаргоне МВД эта должность называлась «королевский отравитель».

Линч получил в свое распоряжение 47 сигар, и тут же начал их препарировать. Исследовалась поверхность кончика сигары, который должен был оказаться во рту у премьера (ее назвали «зоной контакта»), а также само ее содержимое («основная часть»). Первую изучали на предмет бактериологических и химических аномалий, а второе — на наличие «летучих химических веществ».

Выяснилось, что в трех сигарах имеются посторонние вкрапления: «В одной найдено маленькое черное сплюснутое пятнышко растительной кашицы с высоким содержанием крахмала и двумя волосками, характерными для мышиной шерсти — почти наверняка речь идет о мышином помете. В другой содержался крохотный твердый сгусток — по всей видимости, необработанного кукурузного крахмала. В третьей обнаружено несколько крохотных овальных крупинок из растительной массы; очевидно это экскременты насекомого». Небольшой срез с каждой сигары помещался в отдельную емкость с «питательным бульоном», после чего примерно 0,6 кубиков раствора вводилось лабораторным мышам. Каждая из них поддалась хорошо знакомому знатокам сигар наркотическому действию никотина.

Многочисленные опыты показали, что введенное количество «бульона» вызывает у мыши расслабление мышц — она лежит неподвижно, словно мертвецки пьяная, чуть меньше часа. После этого зверек приходит в себя и принимает пищу. Линч построил эксперименты таким образом, чтобы внезапную смерть мыши можно было определить как результат воздействия «патогенных бактерий» — т. е. следствие того, что к сигарам приложил руку потенциальный убийца.

В ходе второго эксперимента мыши вдыхали дым «подозрительных» сигар. Кусок сигары весом в один грамм горел в течение 25—30 минут; дым выводился через стеклянную трубу, в которой сидела мышь, стоически выдерживавшая легкое отравление углекислым газом — этакое «пассивное курение» на благо отечества.

Тесты дали целый ряд результатов; в частности, две мышки умерли. Вскрытие, однако, показало, что они погибли не от рук убийцы, а от пищевого отравления, случаи которого уже отмечались в этой партии лабораторных мышей.

В качестве завершения эксперимента Линч клал срезы с сигар себе под язык. Наконец, он доложил Ротшильду: «Могу с уверенностью сообщить, что в исследованных образцах не обнаружено токсикологических и бактериологических отклонений от нормы».

Об этом полутора месяцами раньше эксперту мог бы сообщить сам Черчилль. Он пренебрег всеми предостережениями и решил лично проверить безопасность сигар. Если бы в них все же был яд, в результате его эксперимента страна лишилась бы не только премьера, но и членов Комитета обороны — органа, состоявшего из министров и представителей военного командования, который непосредственно руководил ведением войны.

Вечером 19 сентября — именно в этот день Красный Крест доставил сигары на Даунинг-стрит — на заседании комитета шла безрезультатная дискуссия о том, какую помощь Лондон может оказать русским. Главы военных министерств и начальники штабов категорически утверждали, что не могут выделить ни одной шлюпки, ни одной винтовки без ущерба для боеспособности британских вооруженных сил. Черчилль однако, заявил, что безоговорочное отклонение запроса Москвы исключено.

Дискуссия зашла в тупик. Премьер пообещал, что продержит всех в зале заседаний до утра. Сам он, однако, сделал двухчасовой перерыв, чтобы поужинать с женой (он называл ее Клемми). Затем он завел членов комитета в небольшую комнату слева от главного холла резиденции премьера и с гордостью продемонстрировал им свою новую коллекцию сигар. «Видите, что мне сегодня доставили. Непросто было протащить их через таможню», — приговаривал он, доставая из шкатулок длинные Romeo y Julieta, H. Upmann и Por Larranaga.

Лорд Бальфур, занимавший тогда пост замминистра авиации, позднее вспоминал: ’Повернувшись к собравшимся министрам, он сказал: «Джентльмены, сейчас я проведу эксперимент. Возможно, он окончится ко всеобщему удовольствию, а может быть результат будет печальным. Я хочу угостить вас всех этими великолепными сигарами». Он сделал паузу, а затем, с характерной склонностью к театральности, продолжил: «Вполне вероятно, каждая из них содержит смертельный яд». И, намекая на возможность отравления всего Комитета обороны, заметил: «Не исключено, что через несколько дней я буду со скорбно опущенной головой идти по главному проходу Вестминстерского аббатства вслед за вереницей гробов, сопровождаемый гневными криками — вот человек, „перебордживший“ самого Борджиа!»

Члены комитета вернулись в зал заседаний, с наслаждением попыхивая отборными гаванами. По мере того, как комната наполнялась дымом, страсти успокаивались. Недаром Отто фон Бисмарк, архитектор единой Германии, с которой теперь воевали англичане, говаривал: «Сигара — нечто вроде отвлекающего маневра. Когда голубой дымок кольцами устремляется наверх, вы невольно следите за ним взглядом: это успокаивает, настроение у вас улучшается, и вы с большей охотой идете на уступки».

Снова дадим слово Бальфуру: «За полчаса мы договорились по всем вопросам, о которых спорили до бесконечности. Проблема помощи России была решена четко и окончательно». И все остались живы.

Впрочем, это еще не конец истории. В конце октября анализу подверглась другая партия сигар; их преподнесли Черчиллю поклонники из Бразилии. После этого подарок неохотно передали премьеру. Ротшильда по-прежнему беспокоил этот, как он считал, ненужный риск. Он предложил менять подаренные сигары на такие же, но заведомо безопасные — из лондонских табачных магазинов. Эту идею поддержал в рифмованной записке Черчиллю еще один его личный секретарь, сэр Джон Мартин (John Martin): «Вдох к жизни человека пробуждает; вдох может и закончить эту жизнь, Того же, кто судьбу страны вершит, уж точно нам никем не заменить». Адресат ответил кратко, даже резко: «Если эти сигары признаны небезопасными для меня, они небезопасны и для всех остальных; лучше тогда их уничтожить».

В конечном итоге, чтобы решить «подарочный вопрос» был составлен специальный меморандум. В нем говорилось: «1. Если дарители пользуются надежной репутацией, а сами сигары отличаются высоким качеством, премьер-министр примет подарок (и уплатит пошлину, если они присланы из-за рубежа). 2. Если даритель надежен, но сигары некачественны, их можно передать в госпитали, но в этом случае премьер-министр не платит пошлину. 3. Если сигары присланы исключительно ради рекламы или с иной подобной целью, принимать подарок не следует (кроме исключительных случаев, они не возвращаются зарубежному дарителю, а могут быть отправлены в госпитали на нашей территории)».

Когда война уже близилась к концу, Черчиллю сообщили, что у кубинского посла есть для него еще один подарок — на сей раз 3000 сигар. Однако на церемонии вручения выяснилось, что 700 штук не хватает. Это сильно рассердило Черчилля — он явно не готов был смириться с тем, что кто-то наложил лапу на его личные запасы.

Попросив кубинского посла представить сведения обо всей «цепочке» доставки — чтобы провести расследование и изловить злоумышленников, премьер велел известить его о результатах. Через две недели, полагая, что жернова правосудия вращаются слишком медленно, он попросил инспектора Томпсона подстегнуть расследование. На его запрос служба таможен и сборов ответила подробным разъяснением, где указывалось, что кража должна была произойти не в старушке Англии, и подозревать следует самих кубинцев.

Последний отчет по этому поводу был отправлен Черчиллю 7 мая, накануне капитуляции Германии. Он завершался фразой: «Если вы хотите, чтобы розыск продолжался, необходимо задействовать полицию, а чтобы ее дознание было успешным, она должна расследовать все, в том числе и то, что происходило, когда сигары находились в кубинском посольстве».

Ради хороших отношений с Кубой вопрос о пропавших сигарах спустили на тормозах.